Какими особенностями должно обладать слово о музыке, чтобы донести до слушателя замысел композитора? Ведь без словесного языка, как языка мышления человека, «приближение» к музыкальному искусству невозможно.
Проблема слова о музыке занимала, как известно, крупнейших композиторов. Среди них Р.Шуман, Ф.Лист, Г.Берлиоз, К.Дебюсси, С.Прокофьев. Ее изучали многие выдающиеся литераторы. Примеры образных характеристик музыкальных произведений имеются в творчестве Т.Манна, Г.Гессе, Р.Роллана, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого и других писателей.
Ниже приводятся некоторые, наиболее яркие высказывания.
ФРИДЕРИК ШОПЕН
Полонез op.44 fis-moll
Ф.Лист об этом произведении:
«Основной мотив неистов, зловещ, как час, предшествующий урагану; слышатся как бы возгласы отчаяния, вызов, брошенный всем стихиям. Беспрерывное возвращение тоники в начале каждого такта напоминает канонаду завязавшегося вдали сражения. Вслед бросаются, такт за тактом, странные аккорды. У величайших композиторов мы не знаем ничего подобного поразительному эффекту, который производит это место, внезапно прерываемое сельской сценой, мазуркой идиллического стиля, от которой как бы веет запахом мяты и майорана! Однако не в силах изгладить воспоминания о глубоком горестном чувстве, охватившем слушателя, она, напротив, усиливает ироническим и горьким контрастом тягостные его переживания, и он даже чувствует почти облегчение, когда возвращается первая фраза и с ней величественное и прискорбное зрелище роковой битвы, свободное, по крайней мере, от докучного сопоставления с наивным и бесславным счастьем! Как сон, импровизация эта кончается содроганием, оставляющим душу под гнетом мрачного состояния».
Цит. по кн.: Мильштейн Я.И. Очерки о Шопене. — М.: «Музыка», 1987. — С.146–147.
С.С.ПРОКОФЬЕВ
Пятый «Сарказм» из цикла «Сарказмы» op.17
С.С.Прокофьев об этом произведении:
«У меня сохранилась программа для одного из „Сарказмов” (5-го): „Иногда мы зло смеемся над кем-нибудь или чем-нибудь, но когда всматриваемся, видим, как жалко и несчастно осмеянное нами; тогда нам становится не по себе, смех звучит в ушах, но теперь он смеется уже над нами”».
Цит. по кн.: Мартынов И.И. Сергей Прокофьев. Жизнь и творчество. М., «Музыка», 1974.― С.120.
ЛЮДВИГ ВАН БЕТХОВЕН
Вторая часть Сонаты op.111 c-moll
Томас Манн об этой музыке:
«Ариетта, обреченная причудливым судьбам, для которых она в своей идиллической невинности, казалось бы, вовсе не была создана, раскрывается тотчас же, полностью уложившись в шестнадцать тактов и образуя мотив, к концу первой своей половины звучащий точно зов, вырвавшийся из душевных глубин, — всего три звука: одна восьмая, одна шестнадцатая и пунктированная четверть, которые скандируются примерно так: «си’нь-небе’с», «бо’ль любви’» или «бу’дь здоро’в», или «жи’л-да-бы’л», «те’нь дере’в» — вот и все. Как дальше претворяется в ритмико-гармонической и контрапунктической чреде этот мягкий возглас, это грустное и тихое звукосочетание, какой благодатью осенил его композитор и на что его обрек, в какие ночи и сияния, в какие кристальные сферы, где одно и то же жар и холод, покой и экстаз, он низверг и вознес его, — это можно назвать грандиозным, чудесным, небывалым и необычайным, так, впрочем, и не назвав все это по имени, ибо поистине оно безыменно!(…) Долго звучавший мотив, который говорит «прости» слушателю и сам становится прощанием, прощальным зовом, кивком, — это ре-соль-соль претерпевает некое изменение, как бы чуть-чуть мелодически расширяется. После начального до он, прежде чем перейти к ре, вбирает в себя до-диез, так что теперь пришлось бы скандировать уже не «си’нь-небе’с» или «бу’дь здоро’в», а «о’, ты си’нь небе’с!», «будь здоров, мой друг!», «зе’лен до’льный лу’г!», и нет на свете свершения трогательнее, утешительнее, чем это печально-всепрощающее до-диез. Оно как горестная ласка, как любовное прикосновение к волосам, к щеке, как тихий, глубокий взгляд, последний взгляд в чьи-то глаза. Страшно очеловеченное, оно осеняет крестом всю чудовищно разросшуюся композицию, прижимает ее к груди слушателя для последнего лобзания с такой болью, что глаза наполняются слезами: «по’-за-бу’дь печа’ль!», «бо’г вели’к и бла’г!», «все’ лишь со’н оди’н!», «не’ кляни’ меня’!». Затем это обрывается. Быстрые, жесткие триоли спешат к заключительной, достаточно случайной фразе, которой могла бы окончиться и любая другая пьеса».
Цит. по кн.: Манн Т. Доктор Фаустус // Собр. соч. в 10-ти т. Т.5. — М.: Гослитиздат, 1960. — С.72-73. |